III

 

             ДВА  ВОСЬМИСТИШИЯ

 

                        1.

В начале было Слово… Так язык

опутал всё, что, как во сне, с тех пор мы

во времени, чьи узы и азы

к былому нас в плену глагольной формы

привязывают, – в настоящем жить

обречены, покуда не разбудит

то Слово, что прорвёт, как сети лжи,

тьму времени, которого не будет.

 

                        2.

Как всё вокруг бело и пусто,

к тому пределу мысль гоня,

где жизни нет – последствий сгусток,

лишённый влаги и огня!

Что проявит иное пламя,

тьмой сжатое? Чей след смогу

прочесть там, как вкраплённый в память

узор урины на снегу?

 

2007

 

 

            ФАНТАЗИЯ

 

Москва в огне. Петрополь под водой.

Карающий во гневе на Россию

легко определяет выбор свой –

какую где использовать стихию.

 

Рой саламандр над стенами Кремля

взвивается трескучею шутихой.

Русалки извиваются, суля

на дне Невы разливы неги тихой.

 

Звонят всё глуше сорок сороков.

Сигналы SOS доносятся все реже…

Да где же Богородицын Покров,

апостола Петра святые мрежи?

 

Георгий всё никак не поразит

копьём победным огненного змея.

Под гордыми дворцами грунт размыт.

Всё гибнет, ничего не разумея…

 

Там, где голландский люгер затонул,

скользит всё тот же утлый чёлн карела.

На склонах Воробьёвых гор – аул.

Затоплен Петербург. Москва сгорела…

 

Но вечно ищет рогоносец Пьер

в квартире 50 Наполеона.

И вечен конной статуи карьер

в расколотом сознаньи Родиона.

 

2005

 

                                   1905

 

Не вы ли, жрецы кириллицы, забыли азы? Уста ли

Невы, божественной карлицы, вотще лепетать устали?

 

Пустеет алтарь. Оракул к литаниям вашим глух.

Вестей о былом и будущем не различает слух.

 

Годами ждут эти волны, принявшие образ Леты,

когда войдут в резонанс мостов разомкнуть браслеты.

 

Из топей чухонских скоро ли их демоны вырвутся, чтоб

из топота конских копыт зачались трус и потоп?

 

Ночами белыми сводится любой негатив к позитиву,

началом прошлого века запруживая перспективу.

 

Не Зевс ли вами прогневан? Менады валом грозят

на Невский хлынуть, и вот уже Смольный, как Зимний, взят.

 

И вот, полыхнув кануном, в лучах двух зорь багровея,

из вод, повернувших вспять, всплыла голова Орфея.

 

2009

                               ПОСЛЕДНЯЯ  БИФУРКАЦИЯ

 

Холодно. Ход свой замедлило время. Целыми днями ум

                                                                     во тьме ледяной пребывает.

Дремлется и непонятно: снится ли, мнится ли, будто Земля остывает

в опровержение грозных прогнозов глобального потепления.

Арктика в сговор вступила с Антарктикой. Обществу потребления

с его экспедиционными корпусами, с конкурентной борьбой

                                                                                          за приоритет

в командных ставках на полюсах подготовлен адекватный ответ.

Одновременно двинуты силы сверху и снизу. Возмездие ждёт

                                                                                               ойкумену.

Наносится первый удар по коммуникациям, водоснабжению,

                                                                                         теплообмену.

Канаду уже доконали. Дрожит всемогущий сосед. Аляска зубами

                                                                                                   лязгает.

Лысеет спина евразавра, а три флотилии айсбергов

подходят к Австралии, Африке, Южной Америке. Огненная Земля

заиндевела. Новую Зеландию заживо метель замела.

Везде у заговорщиц имеются геополитические интересы.

В Японии – эпидемия харакири:

заморожены все прогрессы.         

Китайский притих муравейник, а наши просторы застелены

духовнейшими простынями без американской зелени.

Для премьер-министра единой Европы в Лихтенштейне буравят

                                                                                   вечную мерзлоту,

чтобы бункер под ней оборудовать. Только чистый разум останется

                                                                                                 на посту

в новом мире, воистину биполярном и экологически чистом,

где холодный расчёт ледяным подчиняется числам

согласно степановской универсальной концепции*,

где во имя высшей идеи культурушка гибнет – процентщица.

Как рубахой смирительно-свадебной, сиянием белых одежд

нивелирован многообразный рельеф. Истории многофазный сюжет

истёрт в проклятых торосах под скрежет любовный,

а её долгожданный конец абсолютой пронизан свободой.

Мировой океан стекленеет. У экватора сходятся обе союзные армии,

сферы влияния делят, как тайная конференция определила заранее.

Рациональному бессознательному в чистые руки передаются бразды

правления. В общем, такая конспирология, что сионские мудрецы

отдыхают в вечных снегах Кордильер, Гималаев и Килиманджаро,

где, упоены освоением terra incognita, как нового жанра,

пингвины с медведями белыми воссоединение празднуют –

и жалко нас всех, отлучённых от этого пира прекрасного:

не про нас сокровенная манна и камень бел,

ибо, кристаллизуясь, мечтания свой обретают предел.

 

2006

 

 

            ПЕТАРДЫ

 

Новолетия радость беспечна,

и её в одночасье пожрёт

самовластного времени печка,

только искры даря от щедрот.

Растворит их бездонное небо.

Отгуляв, отрезвеет народ

и потащится сонно и немо

к предначертанной цели, вперёд.

Впереди остаётся всё меньше…

Дым всё гуще, всё ближе черёд…

Искры гаснут, и жизнь всё кромешней,

и всё внятней обратный отсчёт.

 

2007

 

         *      *      *

 

Канонизировать Ивана-дурака –

и больше не указ ни Бог, ни бес нам,

и в тридевятом Царствии Небесном

владыкой будет нам своя рука.

 

Колечко стоит только повернуть ей

на безымянном пальчике своём,

как вспучится Горыныч на распутье –

мы величание и этому споём!                            

 

________________________________

А там и Чорта Лысого с Кощеем

причислим к лику

                             и всю клику их…

Лиха беда

                   начальник лих,

но льнут идеи наши к лиходеям.

 

2006

 

                             *     *     *

 

Ну, и как же Тебе Твоя новая, Господи, паства?

Чревеса ублажила – взалкала духовного яства;

                  нарастающие доходы –

                  в процветающие приходы;

                  на покров на верховный – мыто;

                  десятину от суммы отмытой –

на очищенье души, возведенье элитного храма,

да на паперти чтобы стояла бдительная охрана –

            в камуфляже мордовороты-малюты,

            а в притворе был пункт приёма валюты.

            Вдруг выпорхнув из головы обритой,

            восхИщена мысль запредельной орбитой:

            хорошо бы по западному канону

            угодить когда-нибудь на икону,

            воспользоваться заслуженным правом

            донатора щедрого – в нижнем правом

            углу на коленях в плаще атласном,

            как пример противостоянья соблазнам.

 

            Ты снисходителен: пусть пасутся –

            мол, не судите: а вдруг спасутся?

 

2006

 

            АРХИТЕКТУРНЫЕ  МЕЧТАНИЯ

 

                                               Сергею Стратановскому    

 

Разместить Министерство Культуры в культурной столице.

Возвести небоскрёб в виде монументальной фигуры столицей:

бакенбарды кудрявые Пушкина, длиннобородый Толстой,

омский каторжник, мир обещавший спасти красотой,

Мефистофель-Шаляпин и добрый хозяин Пенатов,

Фальконе и Кшесинская, бюсты царей-меценатов

и так далее… Где? Разумеется, в Летнем саду.

А возропщут деревья и статуи – выселить их по суду!

Лебединое озеро на бельведере музейном

для гостей именитых послужит открытым бассейном.

Запорожцы, как сивые голуби, будут над ним нависать

и послания вилами в фонды ЮНЕСКО писать.

Посадить Баснописца, привыкшего нянчить детей беззаботных,

охранять и кормить заточённых в подвальных вольерах животных.

Углубить и расширить Лебяжью канавку: в неё крейсера

заходить будут на торжества юбилейные et cetera.

В многоярусном апофеозе девятого вала нахлынут

все деяния нашего Духа и музыкой вечной застынут.

Станиславский все нити бессмертной системы смотает в клубок –

и над всеми культурами с крыши сиять будет наш Колобок.

 

2006

 

АНТИГЛОБАЛИСТСКОЕ

                        в утешение жене

 

Фрагменты будущей России

так упоительно читать –

чрез перси, чресла и запястья

былую прозревая стать,

 

как Абсолют непостижимый,

как тайну сущности ея,

как высший лад прикосновений

чрез грубый хаос бытия!

 

Ужели расширять пределы

была дана нам свыше цель?

В каком предписано завете

объединение земель?

 

Ко всем пережитым кошмарам

оно-то нас и привело:

ведь доля каждого ничтожней,

чем больше общее число.

 

На интеграцию Европы

достойным будет наш ответ:

дезинтеграция пространства

и личности приоритет.

 

Так разойдёмся полюбовно

по малым родинам своим!

А что до языка и веры –

их тем вернее отстоим!

 

Кто что имеет, что умеет,

тот то и будет поставлять

на общий построссийский рынок

и нужд по мере – потреблять.

 

Поедут самовар и пряник

в Пермь прямиком от туляков.

Рязания свои распевы

отправит на гастроли в Псков.

 

Ичкерия вражду забудет,

на нефти строя свой бюджет.

Посредством сливочного масла

и нежных кружевных манжет

 

разбогатеет Вологдея.

Алтай же дефицит лекарств

покроет и понизит смертность

на землях новых государств.

 

Найдут карельская берёза

с сибирским кедром спрос в Туве,

и проклинать Москву, хапугу,

не будут в Коми и Мордве.

 

Татары, чукчи, камчадалы,

самарцы и костромичи,

калмыки, вятичи, башкиры

и омичи, и томичи –

 

воспрянут все субъекты, комплекс

провинциальности избыв.

Давайте, братья, разделяться!

Один у нас императив!

 

Пускай у всех – своя валюта,

свои ресурсы и сырьё,

свои традиции, законы

и всё, всё, всё, всё, всё – своё!

 

После развода две столицы

забудут, кто отец, кто мать.

За выход к морю с московитов

мы будем пошлину взимать.

 

И песнь затянут херувимы,

возликовав на небеси,

и на земли ея подхватим,

а Патриарх всея Руси

 

благословит: «Живите мирно!

Разъединяйтесь дальше – вплоть

до веси, части, до квартала!

И да поможет вам Господь!

 

Ведь из провинции Спаситель

явился в мир, из Назаре-

та, целокупная Россия –

в любой росинке на заре!

 

И сколько бы перегородок

мы на Земле, в борьбе и без,

ни возводили, все – непрочны

и не доходят до небес!»

 

Рассеется сей мегаэтнос.

Из семени его взойдут

иные племена, а те уж

культуры новые дадут.

 

Нужны свои нам Люксембурги,

свои Андорры, Сан-Мари-

но есть ли аргументы против

самостоятельной Твери?

 

Построим новую систему,

осознавая вместе с тем,

что зыбки и её основы –

и нет законченных систем.

 

Из клетки категориальной

вспорхнёт свободы воробей…

Минимализм – конец утопий,

конец глобальных эпопей.

 

Идеей сей национальной

сплотимся, и тогда-то вот

Василев суверенный остров

от Петербурга отплывёт!

 

2006

 

         GEORGIA

 

Штат Джорджия, измотан затяжным

конфликтом с Южной Каролиной, вторгся

в её пределы. Северная вмиг

пришла на помощь, крейсера направив

во все порта агрессора лихого,

чтоб выход к океану перекрыть.

Атланта без Атлантики осталась.

Когда ж Флорида с Джорджией в альянс

вступила, тотчас обе Каролины

ретировались. Тут вдруг заявил

штат Теннеси свой интерес исконный

и бомбанул Майами, отвлекая

войска Флориды на себя. А дальше

и штаты Алабама с Аризоной

не пожелали в стороне остаться…

Локальная война всё расширялась,

от штата к штату расползалась, как

огонь в сухом торфянике. И слухи

при этом расползались чёрным дымом,

что всюду поджигатели, агенты

спецслужб заокеанских, в госструктуры

проникшие – то бишь рука Москвы…

 

26 августа 2008

 

СОВРЕМЕННЫЕ ВИРШИ  В  МАНЕРЕ  АНГЕЛУСА  СИЛЕЗИУСА

 

            НЕБЕСНЫЙ  КОМПЬЮТЕР

Верь: Тот, чья память — бесконечность гигобайт,

Во Царствии Своем на твой заглянет сайт!

 

О  РАЗУМЕ  БОЖЕСТВЕННОМ  И  ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ

Исчерпан богопознавательный проект:

Премудрость Божья посрамила интеллект.

 

            О   САМОИДЕНТИФИКАЦИИ

Другой почил во мне. Жаль, не успел постичь он,

Что самому себе Господь лишь идентичен.

 

            ГНОСТИЧЕСКОЕ

Кем ангажированы ангелы, не вем.

Всё мироздание — в лесах теософем.

 

             О  МОНОПОЛИИ  НА ИСТИНУ

Бог  истину свою для актуализации

Доверил демонам демонополизации.

 

            СТАРАЯ  МЕТАФОРА

Мир – книга, что Творец, однажды раскрутив,

В бестселлер превратил, скрывая лейтмотив.

 

            О ФАРИСЕЙСТВЕ

Везде, где дышит Бог, усердствуют химеры:

Эрзацы истины и симулякры веры.

 

2003-2005

 

 

ПРОЩАНИЕ  С  КНИГОЙ

                                                           О.С.

 

            Выпадала – как дар, как манна.

            Запечатывала уста.

            Сокровенна была, туманна.

            Оросила всех – и пуста.

 

            Буквы кров покинули роем

            и беззвучно снуют над ним.

            Ничего не прочесть. Закроем.

            Справим тризну и упраздним.

 

            Знала всё. Оттого и места

            на пиру невежд лишена.

            Вот лежит на столе невеста.

            Белым саваном – тишина.

 

            Дорогие слова созвать бы,

            чтоб явились во всей тщете.

            Но к застолью унылой свадьбы,

            страшно, если придут не те.

 

Уж как мы тебя читали-почитали!

Причитать пришло время, что ли?

Уберечь не смогли от смертельного жала –

слишком рано ты крылья сложила.

Уносила нас, бывало, далеко ты

от мирской суеты, от душевной смуты.

Мы за это с радостью мытарю-офене

отдавали последнее, что было в кармане.

Собирая с нас, людей твоих, подать

на приданое себе, собиралась ужли

с высоты полёта мысленного падать?

Пусть огонь спалит бумажные башли,

а тебя, нетленную, да не тронет,

жертву плоти древесной твоей да отринет!

Что молчишь? Не посмеиваешься ли втайне

над отчаянием нашим? Не скорбим ли втуне?

Не жестоко ли такими шутками верность

своего верноподданного пытать народа?

Ах, уж эта юродская твоя неотмирность,

наша дурочка мудрая, наша отрада!

Пусть и наш тогда извергнется смех утробный

над тобой разразится, над непотребной,

над затёртой свальною вселенской давкой,

как мозги, запудренной, продажной девкой!

Нет, уж лучше слезами омоем, да взвоем воплем.

Не серчай на нас, безутешных! Свечу затеплим.

И пусть с вечным Словом совершит венчанье

в обступающем мороке её свеченье!

И пусть дерево к дереву, прах к праху –

и под кипарисом вечнозелёным

залатаем на жизни смертную прореху

неумолчной музыкой, хором козлиным.

Править этим миром, как Римом Цезарь,

вновь явись, воскресни, как четверодневный Лазарь!

Станут буквы звёздами, просветИтся темень,

разрешит все печати Латырь бел камень.

 

            Покидала – на произвол

            новых благ и грядущих зол

            оставляла свой белый терем.

            Уж прости, коль уроним в грязь,

            предадим тебя, сговорясь

            втихаря с мутноглазым зверем.

 

            Он-то начал ещё с тех пор,

            как на миг заглянул во двор,

            на престол твой высокий целить.

            Что ж, теперь его торжество.

            Это мы впустили его.

            Были свитой, а ныне – челядь.

 

            И в чаду бессловесных мук

            вдруг услышим вкрадчивый стук.

            Кто там? Кто нас пришёл утешить?

            «Ваша мать пришла, вашу мать

            не признали?» Тут шасть и хвать! –

            ум за разум и в душу – нежить.

 

            Увядает плакун-трава,

            и плетутся вяло слова

            по кладбищенской вязкой глине.

            Тянет жизнь из нас кровосос.

            Слепнут наши глаза от слёз.

            Меркнет свет без тебя, книгиня!

 

2006

 

 

ПИСЬМА ИЗ ПРОШЛОГО

 

1

Молчанье долгое взыскует оправданий:

     «Des embarras de toutes espèces…»

Как будто писано в трясущемся рыдване,

как будто гнал перо какой-то мелкий бес –

и почерк все следы ухабов тех и рытвин,

как перепады настроения, хранит:

то весел, то угрюм, то чуть ли не молитвен –

            как тон и слог, он свой меняет вид.

            Да что графологический анализ!

            Такие обороты, что слова

заранее в своём бессилии признались –

                        и закружилась голова

                        неведомого адресата.

            Что милостивый этот государь

            уразумел в прочитанном? Утрата

            контекста направляет вглубь и встарь.

            «Не для того ли мы и жили, чтобы

            грядущим поколеньям послужить

            уроком важным?» День бежит от злобы,

                        и, вроде, не о чем тужить.

 

2                 

Исповедальня в конверте:

чёрточки, петельки сплошь.

Будят, как петелы, черти

совесть уснувшую: «Ложь!»

Не объяснить адресату,

как был попутан, как влез

в дебри повлекших расплату

этих трухлявых словес.

 

3

Хохот надмирный сосватав

            с бездною скорби,

можно в обход адресатов:

            urbi et orbi.

Можно неистовым козням

            кротко отдаться.

Можно, как с носом, остаться

            с детищем поздним.

 

4

Проигрывать всё подчистую

и снова прощенья просить.

Осталось бумагу простую

слезами любви оросить.

А замысел новый за сценой

готовит иную игру,

парит, словно ангел бесценный,

зовёт не к ответу – к перу.

Изящные буквы, как бесы,

хитры и умелы весьма

под шорох суфлёрской завесы

письмо доводить до Письма.

 

5

Скучно сытому Антоше

и голодному Ванюше.

Варятся в московской каше

            родственные души.

Несварением желудка

тот страдает – тот селёдкой

тыкан в морду, бит колодкой:

            каждому несладко.

Хороши врачи немецкие,

да не все недуги плотские

им подвластны. Слёзы детские

            в три ручья, а бедушки

друг за другом так и нижутся.

Аз воздам – трепещет ижица.

Жизнь горька, но сладко пишется

            на деревню дедушке.

 

6

Где жизнь, а где литература –

порою трудно разобрать.

Гнал бесоборец комиссара,

и бесов подступала рать.

И Клио в ту же дудку дула,

и тенью грозной нависала

над беглецом, а псевдоним

судьбой позвякивал над ним:

            «Вне закона объявил меня ты,

            идеалы чистые поправ.

            Но они и попранные – святы,

            и за весь народ, лишённый прав,

            я тебе взаимностью отвечу,

            в твоё царство возвращу билет.

            Верю в нашу будущую встречу

            за пределом этих бренных лет.

            От своих безумных вакханалий

            ты очнёшься разве что в аду.

            Никогда пред идолом из стали –

            пред тобою – ниц я не паду».

Диктовала, знать, заграница

и водила его перо

вгорячах да, суля покров,

подвела, и неужто Ницца –

тот сакральный текст-бастион,

недоступный известной фирме?

Будь ты Фёдор, будь Родион –

вездесущ текстолог Порфирий!

 

7

Где же исправления, помарки?

Сохранились только на факсимиле…

Гуттенберги-плюмбумы их вымели,

как ненужный сор. Теперь и марки

в прошлое вот-вот уйдут почтовые,

чтоб в ночлежке филателистической

трепетать перед последней вычисткой.

Смысл непостижим издалека:

бабочка застыла волоокая,

и, со дна прекраснодушно окая,

пузырится волжская лука.

 

8

Потом потомки смутнолицые

снимут с полки последний том,

вломясь, как тайная полиция,

беззастенчиво в частный дом.

Интимной жизни соглядатаи

все подтексты перетрясут –

и анекдоты бородатые

на последний предстанут суд.

 

9

Ну, вот и дописались. Доплясались

до печки, на которой отлежал

всю дурь свою наш лодырь. Вот и сами

лежим на ней, не чувствуя, как жар

уходит задушевный. Печь, как сани,

несёт, куда прикажем. Милый жанр

эпистолярный в прошлое уходит,

теснимый самозванцем-пугачом,

что удалью своей разгорячён,

но почему-то погружает в холод.

            «…Что ж, так угодно было Богу!

            Теперь молюсь я всякий час,

            чтобы письмо дошло до вас

            и Вы примчались на подмогу»

 

2007

 

 

            ИЗ  ПУСТОТЫ  ВОЗЗВАХ

 

Во многой мудрости много печали.

            Мне ж печалиться не о чем:

ведь как ни учили, ни поучали –

            так и остался неучем.

 

Особого не было к высшим тайнам

            выдано, видно, допуска.

Одним только веяньем их случайным

            весь я выветрен допуста.

 

Пыльцу ветхолиственных инкунабул

            тьма хранит чердака того,

что призраками забит дотесна был

            замысла непочатого.

 

Ещё прорастёт, покоробив доски…

            Странный шелест сквозь щели я

предслышу – тишайшие отголоски

            радости воплощения.

 

2007

 

 

ХОРОШЕЕ ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ

 

                        Владимиру Алексееву

 

Приснилось хорошее слово.

Не знаю, к чему приложить –

да чтобы без умысла злого

его существо обнажить;

 

да чтобы без всякой обиды

звучало, при этом открыв

уму всевозможные виды

на сей семантический взрыв.

 

Пускай ни к чему не прицепят

его, как враждебный ярлык!

О, неименуемый трепет!

Кой смысл ему равновелик?

 

То так прилагаю, то эдак,

горюю, как немощно-сир,

как тёмен, скажу напоследок,

мой жидобоязненный мир!

 

2007

 

                   *     *     *

 

Скоро треснет скорлупа Петербурга,

и проклюнется заморская Нюрка,

спесь имперскую уймёт-урезонит,

загугукает над ним, загудзонит

на матёром полугангстерском сленге.

Тут и демоны падут на коленки,

как Раскольников на площади людной,

и начнётся холуин абсолютный.

Пронесётся инфернальный торнадо,

девку блудную причешет как надо –

и потупятся Анютины глазки,

заглядевшись на посмертные маски.

Из подпольного сознанья безумцы

выйдут в ауре улик и презумпций:

кто шинельку на костяк свой напялит,

кто клыки по-голливудски оскалит.

Так, великой посреди депрессухи,

на прощанье разгуляются духи –

игроки, цареубийцы, поэты –

так закружатся, что батюшки-светы!

Крупноблочные тем временем скифы

адаптируют летучие мифы,

и с досады плюнет Ося Бродвейский

на Литейный, будто в омут летейский.

 

2007

 

                  *     *     *

 

Членовредительствует Город-призывник,

не хочет в доблестных рядах служить Культуры,

чревовещает, прикусив язык:

тарарабумбия, заводит шуры-муры,

корысти ради, с пышкой-медсестрой,

с богиней белою сиюминутных сует.

Она признает, что не годен в строй,

прижмёт к своей груди и комиссует.

 

2008

 

       *    *    *

 

Пушкин – русский человек

            через двести лет.

Уж не нам ли, так сказав,

            Гоголь подал знак?

 

Через четверть века срок

            тем словам придёт –

и коснётся вещих струн

            дедушка абсурд.

 

Развиваются в тиши

            чудные черты.

Чью качает колыбель

            ласковый хорей?

 

Уж не Пушкин ли опять?

            Русская душа

в мерзопакости какой

            воссияет вновь?

 

Гоголь отверзает клюв:

            баюшки-баю,–

падает из-за кулис

            и пластом лежит.

 

2007

 

           *     *     *

 

Над времени иссохшим руслом

историк о народе русском –

когда он слаб, когда он в силе –

задумался: покорность или

глухая ненависть к тиранству

безмолвна по всему пространству

исследованной им стихии? –

и сделал выводы сухие.

 

Поэт ремаркой пресловутой

весь ужас, порождённый Смутой,

хотел означить, но смутился,

а смысл впоследствии сместился…

Всё тот же реквизит громоздкий.

Взошед на шаткие подмостки,

народ безмолвствует. За сценой –

обрывки лексики обсценной.

 

2007

 

                 *     *     *

 

Долго слушали мы золотые слова,

            да и сами толкли по-пустому,

но, увы – как ни ухала совесть-сова –

            поклонились тельцу золотому.

 

Нас, должно быть, не раз ещё надо взболтать

            и прогнать по калёным ретортам,

чтоб лучу золотому ответил опять

            мелкий отблеск в осадке растёртом.

 

2006

 

 

НАШ СИМВОЛ

 

Давно уж не босяк

напёрсточник-тартюф,

которому, продув,

хвалу возносит всяк.

 

Но сколько бы ни рос

доход с его словес,

едва ль имеет вес

на них растущий спрос.

 

Фальшивы и пусты,

и сам – каналья, шваль,

но выпустит едва ль

из-под своей пяты!

 

Всех купит задарма,

отправит всех ко дну,

поскольку на кону

доверчивость сама.

 

2009

 

            КОНЕЦ  ЮДОЦЕНТРИЗМА

 

Похоже, соль земли уже не солона…

            Смените болевой регистр, умерьте

            амбиции: всё глуше соло на

                        иерихонском инструменте!

 

Всё переменится – звенит в тиши дзин-дзин

            тибетский колокольчик, и от моря

            до моря завывает муэдзин,

                        приливам и отливам вторя.

 

Магической души отколотый кристалл

            отныне костоломку на татами

            пусть преломляет, пусть концы креста

                        загнёт и вертит под тамтамы!

 

Афразия и без несякнущей мошны

            своё алмазно-золотое время

            в рост пустит: ей подачки не нужны

                        постевропейского еврея.

 

Вернём же ей долгов несметных бумеранг

            с процентом – те цифири на бумаге,

            что в бум преобратились, в Sturm und Drang…

                        Вновь будем немощны и наги.

 

Остынет жертвенник – неужто каменеть,

            оглядываясь на святые камни?

            Там, где клокочет под песками нефть,

                        порхать неужто мотыльками?

 

Другой эон нас без остатка растворит,

            и явится языкам бог Зиянье,

            и некий новый будет фаворит

                        обучен хватке обезьяньей.

 

На сцену выведет он лунного слона,

            впряжёт его в чужую мутотему –

            и понесёт, растя свой смысл, она

                        дань инородному тотему.

 

Столкнётся будущее с прошлым – взрыв и крах

            бесстрашно за кулисами обсудим

            и, роль благоразумно проиграв,

                        значенье обретём в абсурде.

 

И вновь подыщет поражённый интеллект

            зиянью трансцендентному синоним,

            чтоб изъяснилось из руин тех лет,

                        коль славен наш Господь в Сионе.

 

2008

 

            МЫ

 

Новый Израиль ветшает,

вечный покой предвкушает.

Время гонений прошло.

Бремя креста тяжело.

Освободился – и ныне

вновь заблудился в пустыне.

В грёзах о грозном вожде

снова предался вражде.

Распространясь на полмира,

вновь сотворяет кумира

и в словоблудном дыму

жертвы приносит ему,

в жестоковыйном угаре

ближе к потомству Агари.

Что ему образ Христов?

Главное – к смерти готов!

 

2008

 

        НАРЕКАЦИ

 

Какое небо небольшое!

Хоть берега и не видны,

но весть всплывает в зримом слое

голубкою из глубины.

 

Неоперённая – перната,

она спасение сулит.

Раздвинут глыбой Арарата

неумолимых Сил синклит.

 

И вновь надежда оживает

отчаянью наперекор

и мигом преодолевает

между Заветами зазор.

 

Отсчёт времён ещё не начат.

Конец времён уже зачат.

Слова, забывшие, что значат,

всего заманчивей звучат.

 

Они – ковчежцы и монстранцы

с частицами былых чудес.

Они – летучие посланцы,

устои в них теряют вес.

 

Непрочны связи над зыбями –

пунктиры путеводных звёзд...

Выносит блюдо с голубями

поэт-монах, забыв, что пост.

 

Напомнят гости. Он смутится,

но через несколько минут

воскреснут жареные птицы

и с блюда смертного вспорхнут.

 

Скорбям воркующим доверясь,

немеют ангелы, когда

вся жизнь – оправданная ересь

и отступившая вода.

 

2007

 

                     *     *     *

 

конец истории пора ей ставить памятник

позорный столб и триумфальный между

которыми дробящий воздух маятник

наглядно убивающий надежду

на передышку между недостойными

божественной любви и славы честной

властителями судеб между войнами

допустим первой и второй чеченской

или второй и третьею пунической

каких-то два всего тысячелетья с гаком

и никакой рефлексии панической

а крови аромат всё так же лаком

вновь жертву идолам приносим бесполезную

мним стало веселее и свободней

а это лишь игра теней над бездною

от вечного огня из преисподней

 

2008

 

*     *     *

 

Всё, что я сказать хочу,

застревает в горле комом…

Мотыльком мечусь, влекомым

на смертельную свечу.

 

Всё, что брезжило с пелён,

проявилось и предстало –

прозреваю запоздало,

истиной испепелён.

 

2009

 

            AN   DIE  FREUDE

 

Радость! Орудуй в пустом руднике

старости – пламя небесное в недрах

памяти детства, его рудимент!

Теплись бестрепетно! Я ли твой недруг?

 

Благопородных недугов моих

тайной владея неисповедимой,

что ты всё бредишь злосчастным Эдипом

под неотвязный латентный мотив?

 

Помню, как ты, чудеса из осколков

зеркала Зигмундова творя,

чувствам смятенным сулила порядок

сквозь незатейливый калейдоскоп.

 

Тьмой не случившихся в жизни событий

ты загружала сознанья подвал,

знаки-снаряды туда подавала

для отраженья ударов судьбы.

 

Лоб, оснащённый фонариком тусклым,

к вылазке вёл – и во мраке промозглом

я ощущаю себя, как Гаспар.

Вижу и слышу. Держусь до сих пор.

 

Есть ещё порох, пускай и взопревший

в порах под залежами запретов!

Есть ещё неподцензурные сны,

что доведут до признанья вины!

 

Неча на зеркало было кривое

с горя навешивать чёрных собак,

не ископаемых в общем забое,

где самому не взглянуть на себя.

 

К теме тщеты в разработке открытой

сопровожденье: годами зарытый

вой в одиночке всемирной тюрьмы,

где наше Я превращается в МЫ.

 

Что это? Ветер ночной на кладбище?

Хтоники гул? Обречённый мятеж

в том же разрезе?.. Мильонам скорбящих

внемли, Нечаянная! Утешь!

 

Призраки мы – и сейчас воплотимся…

Сколько осталось шагов, чтобы нам

высветился в лучах оптимизма

вечный оптический самообман?

 

2008

 

            МЕТАЗОЙ

 

Стёрты границы. Законы, права

отшелестели, как дребеденьги.

Человечья единая нация встала на четвереньки.

Все культуры пожухли. Одна кормовая трава

после чреды мировых катаклизмов

мозговые плато покрывает, лезет из всех щелей

рассыхающейся коры, из морщин на челе

века сего, не давая из рокота смыслов

выхолощенной системы внятное что-то извлечь…

В штольне Платона – творении зодчего Карста –

корчатся тени забытых понятий, журчит учёная речь,

тщась втолковать шкодливым издателям визгов,

что для их предков далёких значил фетиш государство.

 

2008

 

            ПРОАНТРОП

 

Биологический наш вид

ещё природе предстоит

            очеловечить:

прямоходящее отнюдь

не лишним будет чуть пригнуть,

            чуть изувечить

и кой-чего лишить к тому ж,

привычного его уму,

            чтоб научился

иному (лучше – после нас!)

охотник первобытный на

            слова и числа,

чья эра – в сущности, пустяк,

на эволюции путях –

            лишь полустанок,

где эфемерный удалец

под толщей лет схоронит след

            своих стоянок.

 

2009

 

*     *     *

 

Ущербность щелкопёрства

и чтения тщета…

Всё так же сердце чёрство

и совесть нечиста.

 

Всё тот же гул словесный

и водит, и ведёт.

Всё тот же дух болезный

покоя не даёт.

 

Все ощущенья резче,

бумажной лишены

защиты от зловещей

грядущей тишины.

 

Кто смысл в тех дебрях сыщет,

где между строк-ветвей

не щёлкает, не свищет

полнощный соловей?

 

2009

 

РЕЧНЫЕ  ЗАВОДИ

                        Ушёл из Поднебесной Лао Дань.

                                               Алексей Ильичёв

Жёлтые зажглись фонарики

в тихих заводях Тоска-реки

на нетонущих плотах.

Речки Паузы излучины

ярким праздником озвучены,

ярмаркой жуков и птах.

 

Эльфы с мошками, русалочки

с рыбками играют в салочки…

Как ни устремлён в мейнстрим

современный мир, а скоро ведь

будет втянут в ту же коловерть,

что и Греция и Рим.

 

В сети вздора краснобайского

тень мотивчика китайского

ненароком проскользнёт,

над водой раздвинет кустики

и уже в другой акустике

ноту чистую возьмёт:

 

«Синь! Ликуй, чуди по поводу

юности без вёдер по воду!

Утоли ей на ходу

жажду! Ясные глаза води

лиц в зыбях зелёной заводи!

Дунь в бамбуквицу-дуду!»

 

Луч-шалун под шалью шёлковой

шарит – может быть, нашёл кого? –

побледнел, оцепенел,

замер на невнятном замысле –

лучник, спрятавшийся в заросли,

тигра взявший на прицел…

 

Жёлтые плывут фонарики…

То Суоми, то Гардарики

с берегов глядят им вслед.

То ли дао, то ли сатори –

каждый островок в фарватере

зыбких медленных бесед.

 

Речь Тоски безостановочна.

Плеском пленена, Дюймовочка

ждёт вестей от стрекозы.

Водоёмы ильичёвские –

как мотивы ильичёвские

в переводе на янцзы.

 

июль 2009          пос. Ильичёво

 

 

             *      *     *

 

Неблагозвучны вы, песни мои.

Неблаговидны ваши мотивы

и далеки от кастальской струи.

 

Ключ к сокровенному тщитесь найти вы –

мечетесь только над свалкой гнилой,

суетны слишком, слишком ретивы!

 

Что вам до схватки, гудящей хулой?

Воздух чем выше, тем чище над нею.

Солнце – да здравствует! Тучи – долой!

 

Полно кружить, разнося ахинею,

перекликаясь друг с другом впотьмах!

Ахаю вслед вам и цепенею,

 

той, лебединой, предчувствуя взмах.

 

2007

 

            ГЕОРГ  ГЕЙМ

                                               16 января 1912

                                  

бежать от будущего чей зловещий гул

всё явственней тому кто заглянул

в прозор времён в сосуд где горсть оживших гранул

рельефными виденьями на дне

о предстоявшем как о судном дне

давала знать и с ужасом отпрянул

 

бежать от приступов тоски оцепенев

сквозь гниль и гнусь прозрев грядущий гнев

и трансмутацию невыразимой смуты

в драконов чёрных бешеную рать

над обречённым городом и рвать

реальности ослабленные путы

 

бежать от шелестов чумных газет и крон

унтер ден линден от со всех сторон

обставших призраков от судьбоносных знаков

читавшихся повсюду как следы

предвестия в предместиях беды

жертв жерновов её заранее оплакав

 

бежать от брезжившего по наитью по

брусчатке мимо коробов депо

пакгаузов пандоры и беллоны

дымивших на рассвете пробудясь

бессонниц душных смрад и лязг и грязь

грузя в готовые к отправке эшелоны

 

бежать от незнакомого лица

днесь в лету канувшего века-подлеца

преступные с младенчества повадки

в чертах его невинных распознав

предугадав и вероломный нрав

и мощь палаческой необоримой хватки

 

бежать от неизбежного скользя

ему навстречу зыбкая стезя

покуда как струна не оборвётся

покуда музыка застыв не рухнет вдруг

артикулируя в руинах новый звук

устами юного первопроходца

 

бежать от будущего к берегу реки

свои катящей воды вопреки

оковам ледяным и как прибрежный тальник

свидетельствует ухнуть в глубину

Три месяца спустя пойдёт ко дну

расколот ледяной скалой титаник

 

2008